А был ли борщ?..

Н. ВАСИЛЕНКО: Благодаря истории отечественного кинематографа это событие стало максимально эпохальным, и на него ссылаются, и оно просто стало даже — извините за это слово новое — мемом в каком-то смысле.

А. КУЗНЕЦОВ: Это тот самый случай, когда отображение в кино — безусловно, событие, которое, ну, иначе, стало бы рядовым в учебнике истории, да, которое, безусловно, пользуется всенародной известностью, другое дело — что у кино вообще, у фильмов Эйзенштейна, я не только сейчас про «Броненосец «Потемкин»», но и про «Ивана Грозного», но и про, естественно, «Александра Невского», там много расхождений с действительностью, об этом мы тоже сегодня будем говорить.

В результате получается, что картина-то у людей есть, и картина довольно чёткая, определённая, но, к сожалению, искажённая, искажённая не в мелочах там каких-нибудь, не в количестве носовых и кормовых орудий, а прямо в принципиальных вещах. Кое с какими — далеко не со всеми, но кое с какими мы сегодня попробуем разобраться, и поэтому — Полина, нам дайте, пожалуйста, первый, первую нашу картинку, это будет постер… А, это нет, постер будет второй картинкой. Вот одним из главных героев сегодняшней передачи будет тот самый борщ, и это — это кадр из фильма, это не фотография.

Н. ВАСИЛЕНКО: Не документальная хроника, да, подчеркнём.

А. КУЗНЕЦОВ: Это не документальная хроника, нет-нет, это кадр из фильма, значит, и действительно — ну, Эйзенштейн тут, понятно, тут просто законы, что называется, камеры, законы экрана диктовали эту, этот приём, чтобы было видно, всё-таки фильм, напомню, немой, да, «из-за борща» написано, всего несколько слов.

А на самом деле на теле Григория Вакуленчука, приготовленном к траурному митингу, находилась гораздо более пространная записка, вот что было написано: «Одесситы, перед вами лежит труп зверски убитого старшим офицером броненосца «Князь Потёмкин-Таврический» матроса Вакуленчука, за то, что осмелился заявить, что борщ никуда не годится. Товарищи, осеним себя крестным знамением и постоим за себя. Смерть вампирам, да здравствует свобода. Команда броненосца «Князь Потёмкин-Таврический», один за всех и все за одного, ура, ура, ура».

Н. ВАСИЛЕНКО: Что-то очень много пафоса. Правда такая была?

А. КУЗНЕЦОВ: Много пафоса и довольно легко сразу определяется круг чтения авторов записки, потому что вампиры — это дешёвенькие издания, в то время, в начале века, очень популярные всякой, значит, жути-мути, ну, «один за всех, все за одного» — понятно, все узнали. То есть писали люди грамотные, на флоте вообще большинство матросов были грамотные, на флот отбирали, что называется, первым отбором, именно поэтому — понятно, людям с техникой иметь дело, вот. Но, прямо скажем, читавшие не столько Маркса или Бебеля, о которых пойдёт речь дальше, сколько вот всякую не самую сложную развлекательную литературу.

Так вот, героем будет борщ, поэтому наша передача так и называется — «А был ли борщ?..» Сразу скажу — борщ был. Понятно, почему речь идёт о борще: потому что на самом деле вот я довольно давно не пересматривал, много лет не пересматривал «Броненосец «Потёмкин»», если меня попросить назвать, там, несколько самых ярких, врезавшихся в память эпизодов, я бы назвал четыре. Давайте сравним, Никита, я знаю, что вы тоже несколько лет не пересматривали, хотя до этого смотрели несколько раз. Вот что из фильма вспоминается?

Н. ВАСИЛЕНКО: Я с лёгкостью назову три эпизода.

А. КУЗНЕЦОВ: Давайте!

Н. ВАСИЛЕНКО: Это личинки в мясе, это лестница, по которой расставили…

А. КУЗНЕЦОВ: Потёмкинская! Расстрел на потёмкинской лестнице, конечно.

Н. ВАСИЛЕНКО: Расстрел на потёмкинской лестнице, и четвёртый эпизод — это, конечно, советский флаг, красный, точнее, на тот момент ещё красный, просто красный флаг, который подняли матросы над кораблём, и более того: его и Сергей Эйзенштейн разукрасил, это на тот момент… А. В. Раскрасили вручную, да!

Н. ВАСИЛЕНКО: Да, это было прямо какое-то техническое ноу-хау, прямо четвёртого эпизода, честно, не припомню.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот если бы меня попросили назвать три, я бы, наверно, три тоже первые назвал бы именно эти, но я бы ещё назвал так называемый немой бой: помните, когда броненосец поворачивает навстречу идущим… Тоже снято же здорово!

Н. ВАСИЛЕНКО: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Идущую эскадру, прорезает её, потом делает это ещё раз — это я бы тоже, конечно, отметил. Так вот, эти личинки на мясе — действительно, крупно камера их захватывает, подаётся как, даже не как причина: вот когда говорят о роли борща в всей этой истории, не в фильме, а в реальной истории восстания на броненосце, то обычно все версии распадаются на три рукава по признаку борща. Вот какова его роль, борщ — это причина восстания, борщ — это не причина, но событие, которое стало триггером при других причинах, или борщ вообще ни при чём: есть и такая точка зрения, я тоже её аргументы изложу.

Н. ВАСИЛЕНКО: Борщ ни в чём не виноват!

А. КУЗНЕЦОВ: Ну да, то есть борщ был. Был ли борщ — на этот вопрос ответ однозначный: борщ был и, действительно, он звучал в этот день, и звучал громко, этот самый злосчастный борщ. А вот имел ли он, действительно, значение или он был просто предлогом для заранее планировавшегося выступления, и неважно, к чему прицепиться, и борщ был вроде бы вполне нормальный и съедобный, но вот было решено прицепиться именно к нему — это версия номер три. Но мы до неё дойдём, значит, в порядке живой очереди, что называется.

У Эйзенштейна, хотя это не сказано прямо, но, мне кажется, абсолютно однозначно, вот всей логикой первых, там, нескольких минут фильма показано, что борщ — это триггер. То есть что у недовольства гораздо более серьёзные причины, мы можем сами их домыслить, режиссёр эту зрителю возможность предоставляет: это высокомерие, иногда и рукоприкладство офицеров, это лакейское рукоприкладство и зверство боцманов, вот, это общие, так сказать, условия тяжёлой службы, беспросветной, люди грамотные сразу домыслят идущую чёрт-те как Русско-японскую войну, погибшую не в полном, но в значительном своём составе незадолго до этих событий — всего-то в мае! — значит, девятьсот пятого года вторую Тихоокеанскую эскадру в Цусимском проливе, вот. Всё это, и вот борщ: действительно вот, увидели эти личинки — и людей, что называется, прорвало. Эта версия ставится под сомнение: значит, вот давайте для начала с борщом разбираться.

Н. ВАСИЛЕНКО: Давайте.

А. КУЗНЕЦОВ: Значит, броненосец «Князь Потёмкин-Таврический» на тот момент был новейшим и мощнейшим кораблём Черноморского флота. Он вступил в строй совсем недавно, на нём ещё продолжались кое-какие испытания. Он уже был в строю, но испытания продолжались. В частности, возникли претензии к работе артиллерийских систем, и для того, чтобы окончательно в них разобраться и по возможности устранить — если получится, что называется, прямо на борту, не ставя корабль, значит, в док, — была на борт приглашена специальная комиссия.

Значит, два офицера прибыли с такими вот полномочиями, что называется, ревизоров, и на борту находилась группа — около двадцати пяти человек мастеровых, которые должны были исправить те недочёты, которые можно было исправить прямо непосредственно на борту, в случае если они будут обнаружены. И командующий Черноморским флотом дал приказ кораблю выдвинуться в район мыса Тендра, да, для того, чтобы произвести там учебные стрельбы по плавучим мишеням (по мишеням, по щитам) и, соответственно, вот попытаться эти технические проблемы решить.

Н. ВАСИЛЕНКО: Пока как будто всё в пределах нормы происходит, как положено на флоте.

А. КУЗНЕЦОВ: Пока всё в пределах нормы. Значит, когда вышли на траверс мыса Тендра, то в Одессу — совсем неподалёку, — в Одессу, значит, были отправлены два офицера и с ними несколько… Два офицера, два кока, если не ошибаюсь, ещё какие-то там матросы, видимо, таскать: для закупки продовольствия. Но Одесса в то время была уже охвачена самыми разными волнениями: напомним, что лето 1905-го — это уже в полный рост Первая русская революция, на юге она будет идти весьма активно. И в результате ревизор… Ревизор в данном случае — это офицер, занимающийся вопросами снабжения. Не ревизией, а именно вот добытчик, так сказать, по части продовольствия и всего другого.

Н. ВАСИЛЕНКО: Угу.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот он, по крайней мере, потом скажет, что вот в городе волнения, мяса во многих магазинах не было, поэтому и отправились в такую-то лавку. Можно предположить, что причина была другая: он был хорошо знаком с владельцем этой лавки…

Н. ВАСИЛЕНКО: Кумовство.

А. КУЗНЕЦОВ: И вполне возможно, что здесь кумовство, какой-то откатик, ещё что-то. Но это как бы, что называется, не доказано, следствие этим не занималось. Это всё происходит двенадцатого числа.

Н. ВАСИЛЕНКО: 12 июня 1905 года.

А. КУЗНЕЦОВ: Вру, четырнадцатого.

Н. ВАСИЛЕНКО: Четырнадцатого, ага.

А. КУЗНЕЦОВ: 14 июня — по-моему да, я не ошибаюсь, четырнадцатого. А мясо было убоя то ли одиннадцатого, то ли двенадцатого. В общем, похоже, что мясо было второй свежести уже на момент его приобретения. Ну окей, приобрели. Тогда вообще к свежести относились несколько иначе, не так обострённо, как мы. Холодильника в общепринятом не было, поэтому в летнее время, да ещё на юге — сами понимаете.

Дальше начинается череда, ну, просто несчастливых случайностей: в частности, баркас, на котором они шли обратно — я не помню сейчас, баркас это был или какой-то небольшой корабль побольше баркаса, — но, одним словом, они в темноте наскочили на рыбацкую шаланду. Значит, пока вытаскивали рыбаков, оказавшихся в воде, потеряли ещё несколько часов. В общем, когда прибыли на корабль и начали выгружать закупленное продовольствие, то потом вахтенные офицеры (их допрашивала комиссия), они сказали: да, от мяса уже не сильный, но запах шёл.

Н. ВАСИЛЕНКО: А помните, ещё в фильме был такой доктор, такой в очёчках, интеллигент, его всячески демонстрировали.

А. КУЗНЕЦОВ: Обязательно, потому что этому доктору суждено было сыграть в этих событиях очень важную роль. Доктор пока… Вот этот доктор пока не вступил, что называется, в игру, ему ещё только предстоит свою роль сыграть. Значит, часть мяса отправили сразу в борщ вариться, часть мяса вывесили на спардеки, значит. Но вроде бы уже тогда среди матросов пошёл слушок, что мясо не очень. Вот этой сцены — у нас здесь будет чуть позже кадр из фильма, где вот осматривают мясо. Я, правда, не стал брать крупный план вот с теми самыми запомнившимися опарышами: дело в том, что, ну, сейчас время обеденное, не хотелось бы людям портить, там, впечатление.

Дайте нам, Полин, пожалуйста, пока вместо мяса собственно красавца — «Князя Потёмкина-Таврического»: сам корабль я имею в виду, а не Григория Александровича. Значит, правда, это вторая наша картинка… Нет, вторая картинка будет постер из фильма (тоже дайте, тоже дайте, сейчас посмотрим, раз уж мы о картинках заговорили) — это вот оригинальный, так сказать, тот самый, который, что называется, сопровождал премьеру, да? Вот так вот, в изобразительной манере, характерной для этого времени. И давайте следующую — полюбуемся на… Здесь, правда, эта фотография сделана после восстания…

Н. ВАСИЛЕНКО: Угу.

А. КУЗНЕЦОВ: Он уже переименован в «Святого Пантелеймона», но это тот же корабль. Ничего, так сказать…

Н. ВАСИЛЕНКО: А это тот же класс, что и крейсер «Аврора»?

А. КУЗНЕЦОВ: Нет, это класс…

Н. ВАСИЛЕНКО: А, это броненосец, да, извините, я…

А. КУЗНЕЦОВ: Это броненосец.

Н. ВАСИЛЕНКО: Сам сказал и сам ответил.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, я понимаю, что… Я понимаю, что три трубы и общие контуры военного судна…

Н. ВАСИЛЕНКО: Да, да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Общие контуры военного судна, конечно, вас на эту мысль наводят. Нет, это корабль классом выше: «Аврора» — крейсер первого ранга, это броненосец. Значит, но, тем не менее, вот «Потёмкин» выглядел вот только что, он недавно на этом фото стал «Святым Пантелеймоном». И давайте сразу следующую, Полин, картинку, а то я всё время про них забываю, что, конечно, несправедливо. Вот он, кадр из фильма, да — вот они… Вот в реальности такой ситуации не было, мясо вот так вот не осматривали. Значит, разговор о борще шёл в известном смысле с таких вот теоретических позиций. Кто запустил вот этот слух о том, что мясо несвежее? Я думаю, если не искать специальный заговор… А некоторые «специалисты» в кавычках — я всякого начитался, готовясь к передаче, — находят даже еврейский заговор.

Н. ВАСИЛЕНКО: Ух!

А. КУЗНЕЦОВ: Да, конечно, ну как? Вот, но если не искать всякие заговоры, я думаю, что самым простым источником были матросы, вернувшиеся с ревизором с закупки продуктов, которые сказали: ну, ребят, типа не ждите завтра…

Н. ВАСИЛЕНКО: Начали слухи распространять.

А. КУЗНЕЦОВ: …особенно свежатинки, да, мясо мы взяли второсортное, залежалое. Может, они даже говорили об этом без всякой злобы: ну, в Одессе чёрт-те что творится, действительно, мы сунулись, значит, в один магазин, другой — мяса нету, придерживают или, там, не могут привезти. Вполне возможно, что это до поры до времени просто, ну, информация, да, такая, что называется. А вот дальше тема этого самого борща начинает приобретать особый смысл, видимо, потому что те, кто потом этим восстанием будет руководить и активно в нём участвовать — они решают, что вот этот вот внезапно появившийся козырь надо использовать.

В принципе, на флоте кормили хорошо. Все, кто вспоминают вот это время, почти всегда говорят: несравненно лучше, чем в армии. Это, видимо, правда, потому что на любом флоте — не обязательно на военном, на торговом то же самое, — в любое, так сказать, время в любой стране мира питанию повышенное уделяется внимание. Во-первых, это физически тяжёлая служба, во-вторых — психологически. Представляете себе, иногда по многу месяцев на этой самой консервной банке, называемой кораблём — или судном, если оно торговое. Понятно, что тут лучше вот, чтобы люди получали всё, что им положено, и даже сверх того. Вот что потом в воспоминаниях будет говорить один из офицеров — один из трёх присоединившихся к восстанию не под дулом револьвера, а оставшихся на уже мятежном корабле…

Н. ВАСИЛЕНКО: И тем самым выживших, потому что офицеров первых пускали в расход.

А. КУЗНЕЦОВ: Тем самым выживших, хотя не всех пустили, но многих — это правда. Но дело в том, что из этих трёх офицеров — которые потом попадут под суд тот самый, о котором мы сегодня будем тоже рассказывать — из этих трёх офицеров один это младший врач…

Н. ВАСИЛЕНКО: Угу.

А. КУЗНЕЦОВ: То есть человек штатский — он не Военно-медицинскую академию заканчивал, он штатский врач, надевший морскую, военно-морскую форму. А двое других — они носят не военно-морские звания: один из них подпоручик, второй прапорщик. Почему? Это люди гражданские: один корабельный инженер, другой — корабельный штурман с коммерческого флота. Но началась Русско-японская война, они военнообязанные, их призывают во флот и кидают одному звёздочку, другому две звёздочки на погон. И отправляют служить на боевые корабли.

Так вот, этот самый Коваленко, подпоручик Коваленко, механик — вот что он вспоминал: «Вообще-то матросу живётся совсем не плохо. Обычно еда команды хорошая. Я, как и много кто из офицеров, часто охотно ел матросский борщ. Правда, бывали иногда, как я заметил, случаи неудовольствия команды мясом или маслом. Но они были отдельные и всегда происходили от случайного недосмотра».

Н. ВАСИЛЕНКО: Алексей, насколько я правильно понимаю традицию флота, ведь старший офицер должен был пробовать обеды, завтраки, ужины.

А. КУЗНЕЦОВ: Необязательно старший, это обычно делает вахтенный офицер, но это может быть и старший офицер. Доктор вообще должен пробовать обед и по идее, по инструкции даже следить за его приготовлением. Ну конечно, понятно, что корабельный врач не будет всё время стоять над котлом и всё время находиться на камбузе. Но в принципе, если что-то не так, то врача тоже по инструкции положено привлекать к выяснению, значит, вот этих всех вопросов. Одним словом, борщ ещё не начали раздавать, раздали водку. Это нормально, это обычно.

Н. ВАСИЛЕНКО: Адмиральский час, что называется?

А. КУЗНЕЦОВ: Это называется: команда свистать к вину и обеду. Адмиральский час — он после еды. А тут сначала раздают пьющим. Список пьющих составляется заранее, этот список не меняется каждый день. Вы — ежели вы матрос, да, — вы записываетесь либо в тех, кто получает водку, либо в тех, кто получает какие-то заменители. Ну, я не знаю, какие-то — в каких-то ситуациях это бывает сахар, в каких-то ситуациях что-то сладкое или дополнительное мучное. Можете выбирать: большинство выбирало водку. Тяжкое наследие царского режима.

Так вот, эти пьющие получают чарку — сколько это? Это одна сотая ведра, то есть это 123 миллилитра — полстакана. Натощак фактически, закуской вас никто не обеспечивает. Опытные матросы для таких случаев ныкали кусочек хлеба от завтрака, там, сухарик какой-то имели, ещё чего-то. Но большинство на «Потёмкине» были матросы не слишком опытные. Жарко, это Чёрное море, июнь — это уже жарко, да? Завтракали давно. Хотя день был не самый тяжёлый, но на корабле всегда всё равно много работы. Даже если все не бегают как подорванные, всё равно многие матросы с утра занимались достаточно тяжёлым физическим трудом. Ну, это я к тому, что я никоим образом не хочу сказать, что вот эти полстакана стали катализатором взрыва, но вполне возможно, что некоторая…

Н. ВАСИЛЕНКО: При всём уважении, 125 грамм, конечно, матросу здоровье позволяет, но сами, сама ситуация: флот, жара…

А. КУЗНЕЦОВ: Люди разные.

Н. ВАСИЛЕНКО: Черноморский воздух.

А. КУЗНЕЦОВ: Люди разные: некоторым вроде здоровым мужикам — я не раз был свидетелем, — а полстакана натощак, и прям… И дальше только удивляешься. Но, одним словом, было. А дальше, когда собственно начинает раздаваться обед, матросы отказываются. Похлебаем воды, поедим хлеба, борщ есть не будем, он из несвежего мяса. Вообще командир заранее, за несколько дней был предупреждён — агентура донесла, командиру доложили, — что вроде как на корабле готовится некая буза. И, в принципе, он, видимо, был настороже. Другое дело, что по мерам принятым это не очень видно, да? Но предупреждён он был.

Командир сразу отреагировал на сообщение, что борщ несвежий: он явился на место, где, значит, он велел построить команду на юте — это в кормовой части корабля. Начал выяснять, в чём дело, спросил вахтенного офицера, попробовал ли тот борщ — как вы совершенно справедливо заметили, — перед тем, как его раздавать. Тот сказал, значит: господин капитан первого ранга, борщ вкусный, пахнет хорошо, я бы попробовал, но у меня глотка болит.

Н. ВАСИЛЕНКО: Мне кажется, я в детском саду лучше отмазы придумывал, простите за эти слова.

А. КУЗНЕЦОВ: Может быть, не отмаза, может, у него действительно было что-то, какой-то нарыв или какая-то другая проблема, чёрт его знает. В этот день будет много вещей, которые уже не проверишь, но которые похожи на несчастливое стечение обстоятельств. И вот тут появляется наш доктор. Дайте нам, пожалуйста, Полин, следующую фотографию. Вот три человека, которым… Нет, нет, именно вот первую, триптих. Три человека, которым суждено было стать жертвами среди прочих и которые сыграли решающую роль в том, что восстание прорвалось.

Слева от нас капитан первого ранга Голиков — вот, так сказать, такая, почти ростовая фотография. Справа, крайний правый — это капитан второго ранга Вишневецкий, старший офицер, то есть по сути первый заместитель командира корабля. А посередине коллежский советник, вот вы видите полковничьи погоны (штатский чин коллежского советника соответствовал полковнику, ну или капитану первого ранга) — старший врач Смирнов.

Вот он, осмотрев борщ (осмотрев, не попробовав), сказал: всё нормально. Всё нормально: и мясо я видел, значит, мясо да, чё-то там какие-то личинки на нём были — обычное дело, — но я велел его ополоснуть, поместить в раствор солёной воды, чтобы оно лучше сохранялось. То есть отнёсся к этому как… Я в одном месте встретил упоминание, что вообще вот в этой информации с червяками — именно червяками, а не личинками… Потом же будет, что червивый борщ, а червяков-то точно не было, там личинки.

Н. ВАСИЛЕНКО: Ну это было ровно то, что нам показывал Эйзенштейн.

А. КУЗНЕЦОВ: Но дело в том, что якобы, когда выгружали продукты и врач при этом по должности просто, там, глазел или, не знаю, присутствовал, выгружались в том числе… Одесса же, портовый город, там много и импортного товара в том числе. Выгружались мешки, на которых по-итальянски было написано «vermicelli». И он, человек, знающий латынь — а от латыни до итальянского, сами понимаете, недалеко, плюс латынь-то он изучал медицинскую, — он вроде пошутил: ну вот, братцы, будете теперь червяков есть. Имея в виду вот что: vermicelli по-итальянски помимо определённого вида пасты означает ещё и червячки, личинки.

Н. ВАСИЛЕНКО: Эту ситуацию в своём скетче обыграли Юрий Стоянов и Илья Олейников в программе «Городок».

А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно, мне теперь очень интересно: они просто дошли до этого сюжета сами, что называется — там-то у них спагетти, — или они тоже прочитали про то, что вот есть такая версия, что на самом деле этот слух (имея в виду пошутить и, так, не рассчитав несколько взрывной эффект) запустил, значит, доктор Смирнов. Врач — и это ещё, вот это точно его ошибка — он, опять же, борщ осмотрел.

Вот ну очевидно, не знаю, ну это учительское у меня, что ли, или отцовское, может быть, эту функцию я тоже давно выполняю: тут надо было именно показать — вот не рассказать, рассказу — понятно, эти люди уже не поверили — а нужно было спокойно попробовать, сыграть, если ты такой шутник-остряк, да, эти самые, вермичелли вспомнил, сыграть удовольствие, только не переиграть, конечно, от этого борща, но нужно было попробовать, а он его опять осмотрел. После этого, я думаю, что даже у многих колеблющихся — ну, кто не видел самого борща — возникло вот это вот ощущение, что да, братцы, нас, видимо, какой-то дрянью…

Н. ВАСИЛЕНКО: Это всё как-то накапливалось, накапливалось, а что же стало спусковым крючком к тому, чтобы вооружённое восстание началось?

А. КУЗНЕЦОВ: А спусковым — спусковым крючком стало то, что командир Голиков, Евгений Голиков, капитан первого ранга — ну, тут очень трудно сказать, потому что, понятно, каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны, нам сейчас легко советовать, каково ему там приходилось на капитанском мостике: он решил показать, что он решительный, что он контролирует ситуацию, что он держит всё под контролем. Он сказал: так, значит, кто собирается есть борщ, кто доволен борщом — это, кстати, у Эйзенштейна, если я правильно помню, показано, да? У Эйзенштейна трусливо отползут боцмана, да, вот они довольны борщом.

На самом деле в реальной истории было очень по-разному, потому что заводилами тоже будут боцмана. И Вакуленчук, и Матюшенко — не рядовые матросы, у них, так сказать, лычки на погонах есть. Некоторое количество, человек семьдесят, готовы будут есть борщ, а всего на корабле около семисот человек, экипаж огромный! Дальше возникнет несколько минут неустойчивого равновесия, когда люди будут перебегать, то-сё, но дальше командир корабля предоставляет действовать старшему офицеру, капитану второго ранга Вишневецкому, и вот тот переводит это всё в плоскость — он приказывает явиться караулу с винтовками: это всегда предшествует неприятностям для кого-то, фамилии переписываются, дальше через некоторое время проводится разбирательство или не проводится разбирательство, но дальше следует наказание, как известно.

Очень здорово у Эйзенштейна визуализирована история, когда тех, кого сочли зачинщиками — на них набрасывают брезент, да, готовится расстрел. Брезент был, вот тоже — отличие реальной детали и детали в фильме. Брезент был, брезент по распоряжению старшего офицера принесли. Не набрасывали. Я сегодня довольно много времени потратил на то, чтобы выяснить, была ли на флоте такая традиция при подавлении бунта: казнить, набрасывая брезент — не выяснил, нет однозначного ответа. Устав этого точно не предполагает, а как там на практике — непонятно. В некоторых — как правило, осуждающих революционеров и, так сказать, наоборот, оправдывающих командование корабля, значит, материалах говорится: это просто Вишневецкий неудачно совместил два приказа, дело в том, что когда обедают прямо на палубе, всегда стелют брезент, чтобы палубу не заляпать, вот, а тут его не принесли, он спохватился, что вот сейчас обед надо раздавать, брезента нет, а они подумали… Но действительно, даже если это так, в этой ситуации вот этот злосчастный брезент сразу за приказом явиться караулу с винтовками, конечно, наводил на мысли о том, что это будет часть экзекуции.

Н. ВАСИЛЕНКО: Давайте вспомним контекст — шла война и была революция.

А. КУЗНЕЦОВ: Шла война, шла революция, революция шла вот — даже не факт, что милях, кабельтов от берега, да? Шла революция, связь с берегом была — я говорю не связи с революционерами, тут как раз вопрос гораздо более подвешен, но матросы были в курсе того, что происходит на берегу, были в курсе того, что и на других кораблях, как выяснится, определённое недовольство было: знали, конечно, про Цусиму. Более того, на «Потёмкине» было более десяти нижних чинов, как это называлось, которые послужили на «Варяге»: их же очень быстро вернули обратно в Россию, вернули героями, встретили как героев, но те, кто не выслужил свой срок службы, продолжали служить — вот несколько человек (семнадцать, по-моему) оказались на «Потёмкине», и их рассказы о том, что творилось и какой, значит — хотя они войны-то как таковой не видели, да, собственно, с инцидента с «Варягом» начинается война.

Я себе представляю, что было бы, если бы кто-то из цусимцев там оказался, да? Но их как раз специально не торопили с возвращением, потому что было понятно, что это мина даже не замедленного, а достаточно быстрого действия. Дальнейшее довольно всё хорошо известно: дальше, значит, в ответ на караул с винтовками, на этот самый брезент, актив — судя по всему, всё-таки действительно Григорий Вакуленчук был вот эти первые, так сказать, минуты, пока его не ранили, смертельно ранили, значит — он был таким вот, главный лидер, значит, восставших, распорядился бежать вниз, где оружие, захватывать, соответственно, оружие.

В результате на юте начинается просто вооружённое противостояние, ну, а дальше… Да, и вот это точно случайность, вот это точно та дурь, которую ну невозможно предугадать: две группы вооружённых людей, напряжение колоссальное, и тут какой-то кочегар — вот ну не зря их чертями трюмными называют, этих самых кочегаров — он, то ли одурев от свежего воздуха, оказавшись на нём, у него оказалось оружие вот из того… Чайка летит, ха-ха-ха, и он выстрелил в чайку.

Н. ВАСИЛЕНКО: Буквально.

А. КУЗНЕЦОВ: Да. Не как Треплев — я имел подлость убить чайку, а ему — летит чайка, ну, а что с ней делать, с чайкой-то? Выстрелить в неё, конечно, благо у него… Раздаётся выстрел. Кто, в кого стреляет? Ничего не понятно, но, сами понимаете, что вот это — точно триггер, вот конкретно ситуация, когда две группы вооружённых людей друг напротив друга — это…

Н. ВАСИЛЕНКО: Выстрел к восстанию, как выстрел «Авроры», который запустил большее количество событий.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, который был холостым.

Н. ВАСИЛЕНКО: Да!

А. КУЗНЕЦОВ: А привёл к таким разрушениям, это правда! Ну, а дальше начинается то, что хорошо описано, и сейчас мы не будем на это тратить время, потому что полную историю восстания мы, конечно, не расскажем, это требует очень большого времени.

Н. ВАСИЛЕНКО: Ну, историю — Сергей Эйзенштейн всё-таки постарался, всё-таки, сформировать…

А. КУЗНЕЦОВ: И Эйзенштейн постарался: расстрела на потёмкинской лестнице не было, сразу говорю, а вот немой бой был. Значит, матросы захватывают корабль, убивают часть офицеров, часть офицеров потом отпустят и отправят на берег, три человека сами согласились остаться на корабле: как я уже говорил, ни один из них не является кадровым флотским офицером, двое из них моряки, но они штатские, только во время войны оказавшиеся, значит, а третий вообще младший врач. Команда назначает прапорщика Алексеева, бывшего штурмана торгового флота — он потом и вернётся туда после войны — назначает его командиром корабля, но командиром под надзором судового комитета, комиссии, как это всё называлось. Расставляют своих людей: кого-то назначают из унтер-офицеров старшим офицером, кого-то минным офицером, кого-то артиллерийским офицером.

Н. ВАСИЛЕНКО: Алексей, а можно вопрос? Откуда такой уровень организации? Это как-то связано именно с флотской выучкой или среди матросов были те, кто в каких-то тайных комитетах, в революционных организациях состоял?

А. КУЗНЕЦОВ: Нет, видимо, нет — тайных комитетов, революционных организаций не нашли. Выборы, видимо, происходили спонтанно прямо на палубе. Но дело в том, что, понимаете, на корабле выборы ведь происходят, как правило, довольно легко — все друг друга знают, да, все в одних кубриках живут, поэтому, если есть человек — понятно, что минным офицером надо назначить кого-то из минёров. Минёры сами говорят: да вот он, вот наш, да, вот мы доверяем, там, Пахомычу, вот Пахомыч — самый из нас опытный, он в минах, там, ас и бог, понятно — ему быть… То есть тут не будет сложной политической борьбы-то, да? И, конечно, флотская выучка, безусловно, но, кроме того, не надо преувеличивать организацию — бардака тоже было немало.

Но дело в том, что бардак на «Потёмкине» очень компенсировался бардаком на берегу. На берегу не очень понятно, что там происходит. Значит, кто-то думает, что мятеж, но офицеры берут верх, кто-то думает, что мятеж, но матросы берут верх, как на самом деле было, кто-то вообще не понимает, что происходит. У командования флотом достоверная информация появится очень нескоро. В результате «Потёмкин» захватывает в Одессе некоторое количество угля и первый раз — я сейчас очень смазано и очень быстро — первый раз уходит в румынскую Констанцу. Румынские власти говорят: хорошо, мы вам разрешаем интернироваться, то есть корабль вы отдаёте нам, а сами — мы вас задерживать не будем — расползаетесь куда хотите. Но первый раз руководство восстанием на этот вариант не согласилось.

Пошли обратно, пошли к Феодосии. Феодосийскому штатскому начальству флотское начальство жёстко сказало: ничего им не давать, но когда на тебя смотрят орудия главного калибра на город… В общем, городское штатское начальство Феодосии дало продукты — не дало угля, не дало воды, продукты дало: в достаточно большом количестве муку, мясо, овощи и другие необходимые для этого вещи. Тем временем, наконец, более или менее как-то очухалась, так сказать, карательная сила, ну и отправляются сначала одна, потом её усиливают вторым отрядом — получается соединённая эскадра из Севастополя, с главной базы, под командованием адмирала Кригера. Вот тут состоится этот самый знаменитый немой бой. Полин, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку.

Следующая картинка — это двое главных заводил: Вакуленчук, погибший практически сразу, — слева, и Афанасий Матюшенко, который будет единственным казнённым по итогам всей этой потёмкинской эпопеи. О нём, если успеем, о нём будет немножко дальше разговор. Полин, и следующую сразу — там картина художника с военно-морской фамилией Горшков — известный маринист. Вот он, собственно, броненосец «Потёмкин» прорезает строй царской эскадры. Ни один корабль, несмотря на приказы адмиралов — адмиралов было аж два при вот этой вот эскадре, отправленной, значит, гасить мятеж, — не выстрелил. Более того, на двух… Да, внушительная была сила: если я не ошибаюсь, там было, по-моему, пять броненосцев, семь миноносцев и крейсер.

Н. ВАСИЛЕНКО: Раскромсали бы просто.

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно, конечно. Тем более что это всё в открытом море, там использовать какие-то узости и так далее невозможно. Но ни один выстрел не прозвучал, на двух броненосцах начинается буза — на втором офицеры справились, а вот первый, «Георгий Победоносец», вышел из строя (кстати, тоже показано Эйзенштейном) и последовал за мятежным броненосцем: таким образом силы восставших удвоились.

Долго ли, коротко ли, помотавшись по Чёрному морю и наведя шороху, прямо скажем, они второй раз уходят в Констанцу и там уже принимают вот те первоначальные условия, интернируются. Кто-то сразу вернётся в Россию — ну, тяжело русскому человеку за границей, кто-то, выждав, будет возвращаться, кто-то не вернётся вообще. Матюшенко, ставший героем в одночасье (у революционеров, разумеется): все ищут с ним знакомства.

Н. ВАСИЛЕНКО: Вот Ева Хлева пишет: живу в переулке Матюшенко.

А. КУЗНЕЦОВ: В Севастополе?

Н. ВАСИЛЕНКО: А тут нет уточнения. Надеюсь, Ева нам допишет.

А. КУЗНЕЦОВ: Я знаю, что в Севастополе есть улица Матюшенко, что есть микрорайон, по этой улице названный, и есть бухта Матюшенко — небольшая бухта, часть…

Н. ВАСИЛЕНКО: Советская власть сделала всё, чтобы сохранить его имя и фамилию в истории.

А. КУЗНЕЦОВ: Я знаю, что при советской власти была ещё улица или, может быть, переулок в Харькове, и где-то ещё в Украинской ССР в каком-то городе, может быть, даже в Одессе. Ну вот я не знаю — хорошо, если Ева уточнит, где она, наши, так сказать, знания расширит. Вот. С ним встречался Ленин. На Крупскую Матюшенко произвёл неприятное впечатление, потому что, там, бузу устроил, побить кого-то из собеседников пытался — в общем, Ильич его лично выпроваживал. Очень с ним пытался подружиться Георгий Гапон, к этому времени тоже европейский политэмигрант. Горький, с Горьким тоже получилась история. Матюшенко вроде сначала к пролетарскому писателю Максимычу отнёсся, значит, хорошо, а потом на следующий день увидел, как тот в автомобиль садится.

А у Матюшенко программы никакой. У него программа — бей всех не нищих, да, бей всех зажиточных. Вот, процитирую, за Матюшенко записали: «Вся полемика, которая ведётся между партиями…» — имеется в виду — это он с эмиграцией европейской, — «страшно меня возмутила. Я себе представить не могу, за что они грызутся, чёрт бы их забрал. Все как будто любят и уважают, а на самом деле видят во мне не товарища, а какую-то куклу, которая механически танцевала и будет ещё танцевать, когда её заставят. Иной говорит: вы мало читали Маркса; а другой говорит: нужно читать Бебеля. Для них непонятно, что каждый человек может мыслить так же сам, как и Маркс».

Н. ВАСИЛЕНКО: Ева нам ответила, что в Санкт-Петербурге этот переулок Матюшенко.

А. КУЗНЕЦОВ: Серьёзно?

Н. ВАСИЛЕНКО: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну да, морской город, по идее, конечно… Я не знал, что в Петербурге есть. Вы знаете, а у меня ассоциация другая: вот этот знаменитый эпизод из «Собачьего сердца», переписка Энгельса с этим — как его, беса, — Каутским. «А я не согласен! — С кем же вы изволите быть не согласны? — С обоими». Боюсь, что мне это Шарикова всё напоминает.

Матюшенко, кстати, лично убил пятерых из семерых офицеров, которые были убиты в первый день. Рисунок, который я показал — это рисунок, фотография отретушированная, советская, такая каноническая. Есть фотографии Матюшенко в окружении матросов в Констанце, когда они уже сошли на берег — лицо, я бы сказал, такое дегенеративное, мне показалось. Но, возможно, на меня влияют лишние знания. В общем, одним словом, к суду. Суды — не поверите, но суды по поводу восстания, такое вот эхо, начнутся в 1905-м, а закончатся где-то к началу 1917-го.

Н. ВАСИЛЕНКО: Ничего себе!

А. КУЗНЕЦОВ: Этих судов будет около двух десятков. Основной и главный, именно по восстанию на «Потёмкине», начинается 25 января 1906 года. Только само судебное заседание продолжалось одиннадцать дней, более двухсот свидетелей было вызвано. Военный суд, адвокатов не разрешили приглашать со стороны, назначили казённого защитника — он не сильно, прямо скажем, усердствовал.

Н. ВАСИЛЕНКО: А как классифицировали: как политическую статью или нарушение устава?

А. КУЗНЕЦОВ: Это вы прямо пальцем в самую, так сказать, с юридической точки зрения большую закавыку. Дело в том, что флотское начальство сгоряча сказало — судить по военно-морскому уставу: нам не нужно политики, политики как можно меньше. Но разбираться с этим делом будет… Дайте, пожалуйста, Полин, последнюю, самую последнюю фотку молодого человека в гвардейском мундире.

Вот этот человек — опытный юрист, на самом деле, — я нашёл только его молоденьким офицером Финляндского лейб-гвардии полка. Платон Аркадьевич Воеводский — это именно он, — будет вести следствие, главное следствие по этому делу. Потом закончил Военно-юридическую академию, стал военно-морским судьёй. Вот он вёл следствие: он не председатель суда, он именно следователь, который это всё будет. Вот он очень — хотя и постоянно на него давил вице-адмирал Чухнин, значит, командующий Черноморским флотом, на него давили и, там, по линии Министерства внутренних дел: торопитесь, быстрее закрывайте дело, передавайте, нарушение устава, верности присяге-долгу. Здесь революция, здесь революция, здесь политика — и он, в общем, довольно много сделал для того, чтобы в конечном итоге квалифицировалось всё происходящее и по нескольким статьям Военно-морского устава, но и по статье 100 Уголовного уложения, которая предусматривает ответственность за организованную попытку ниспровержения существующего строя, то есть как такое уголовно-политическое преступление.

Очень большая группа людей вот под этим судом оказалась: 68 человек. Из них в основном потёмкинцы — 54 человека с «Потёмкина», в том числе вот эти два офицера и врач. Их оправдают, и к ним потом административные меры будут применяться: с флота их, естественно, поувольняют с военного, но наказывать их не станут. Кроме этого, ещё 13 матросов с миноносца номер 267 — это миноносец, который восставшие практически захватили и заставили следовать в качестве корабля сопровождения, охраны и так далее, он с ними так и болтался большую часть времени. И ещё туда пристегнули зачем-то одного матроса с судна «Веха» — это тоже такое мини-восстаньице было.

Поделили их на четыре группы: первая группа самая тяжёлая. Значит, «члены ранее организованной партии, начавшей и поддержавшей восстание с целью ниспровержения существующего в России государственного строя». Партия в данном случае не политическая, а именно вот такая заговорщическая. Дело в том, что политические партии — судя по всему, все, — это восстание проморгали. Ленин потом, когда ему доложат, будет яриться, значит, слать указания: срочно, не давайте им, пусть они идут на берег, пусть они поднимают восстание в Одессе, за мной пришлите миноносец. Владимир Ильич уже себя практически на мостике — практически уже поднимал сигнал «командую флоту, чтобы…»

Н. ВАСИЛЕНКО: Мы могли бы видеть не памятник «Ленин на броневике», а «Ленин на миноносце», там, например.

А. КУЗНЕЦОВ: Берите выше. Но в результате это всё проморгали. Казнили только Матюшенко, его судили отдельно от всех. Аж закрытый суд на корабле, выведенном на рейд, один подсудимый — охраны, там, чуть ли не полурота. Вот его и приговорили, и расстреляли. Ещё несколько человек приговорили на этом большом суде к смертной казни, но, поскольку к этому времени уже действовал Указ об амнистии, смертная казнь не применялась, заменили пятнадцатью годами каторги.

Кого-то оправдали, подавляющее большинство обвиняемых получили несколько месяцев арестантских рот. Тех, кого оправдали, на самом деле для них последствия всё равно были, потому что их с флота разогнали, разослали по всяким частям — таким, не на лучшем счету, что называется, у начальства, да? Но, по крайней мере… К пятидесятилетию восстания нашли живых участников — их нашлось не один и не два…

Н. ВАСИЛЕНКО: То есть 1955 год.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, в пятьдесят пятом году их собрали, есть фотография. Наградили кого-то «Красной звездой», а двух, по-моему, человек «Красным знаменем», там, и так далее, и так далее. Праздновался юбилей с размахом. Нам остался, конечно, совершенно гениальный фильм Эйзенштейна, потому что и «Иван Грозный», и «Александр Невский», и «Броненосец «Потёмкин»», независимо от того, что они там, в каких они отношениях с историей — сразу говорю, все три в достаточно натянутых, — но это, конечно, шедевры киноискусства: «Броненосец «Потёмкин»» немого, вот, два других фильма — звукового. Но вот так, да, вот так.

Много, очень много вопросов: чем больше копаешься, тем вопросов больше. И вроде как кажется, они и есть мелкие, но вот смотрите: даже вопрос с борщом на первый взгляд мелкий, а на самом деле совсем не мелкий. Потому что это вопрос о причинах, что это было.

Н. ВАСИЛЕНКО: Знаете, ещё скажу, как история зациклилась: один из участников восстания, Иван Бешов, уехал в Ирландию.

А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно. И стал, и открыл сеть таких, ну, недорогих ресторанов, там, в основном…

Н. ВАСИЛЕНКО: Но популярных, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Очень популярных, там fish&chips коронное блюдо, то есть рыба с картошкой, да?

Н. ВАСИЛЕНКО: Они так и называются «Beshoff's». Известная сеть в Ирландии.

А. КУЗНЕЦОВ: «Beshoff's». Да, в Ирландии она, я так понимаю, чуть ли не самая известная сеть.