Автор одной книги
Есть такое понятие. Правда, его используют в разных тривиализующих смыслах. Например - автор, который написал только одну книгу, и она стала знаменитой. Автор то ли рано умер, то ли ушел из мира и перестал писать вообще, то ли убили его - ну, знаете, как бывает... то ли еще что случилось - а только после него осталась одна книга. Это не то, о чем интересно говорить - ну, такая судьба. Обычно называют Грибоедова, Харпер Ли, Маргарет Митчелл, Сэлинджера, Н.Островского и т.п.Другой смысл - это когда в силу особенностей вкуса автора называют автором одной книги, хотя у него масса прекрасных вещей, просто критику все они не нравятся, а нравится только одна. Скажем, Аксенов назвал Набокова автором одной книги (Лолиты) или говорят как об авторе одной книги об Уйальде (Портрет Дориана Грея). Это просто нечестный прием, суждение вкуса - ясно, что Набоков прекрасный писатель, как и Уайльд, и то, что некому человеку всё у него не нравится, кроме одного исключения - это вопрос к этому человеку, а не к писателю.Но есть и другие примеры. Андерсен и сказки для детей. Гашек и Солдат Швейк. Милн и Винни Пух. Мэри Шелли и Франкенштейн. Стокер и граф Дракула.Я встречал еще много примеров - забыл. Помню, был француз (да? или испанец... забыл), читал его переведенный роман о сельской жизни, очень легкий, воздушный, смешной - весь в пузыриках легкого юмора, ненавязчивый и талантливый. Потом выяснилось, что автор был писателем долго, написал более ста книг - все никуда не годятся, кроме этой. Эта прогремела, стала знаменитой, переведан на многие языки... И таких случаев довольно много. Автор одной книги - понятие, которое лучше применять именно к таким случаям. Писатель пишет очень много, в разных жанрах, трудолюбив, плодовит, старается как может, льёт пот - у него уйма продукции, а книга - одна. Как такое может быть?Если он смог вот это - как же получилось, что остальное не получилось?Я не видел объяснений. Литературоведы не говорят обычно ничего, или на разные лады - "случайность". Говорят о разных случайностях - биографических, исторических, общественной моды и зрительских пристрастий. Но это не объяснение - случайно можно плюнуть и попасть в мишень, случайность может быть объяснением одного попадания, а книга - это не "одно", это длительная работа, весьма многообразная. Герои и язык, начало и финал, сюжет и стиль, - там масса моментов, это не одиночное действие, которое можно объяснить случайностью.Думал я об этом, читая книгу Эйми Уоллес Ученица мага - о Карлосе Кастанеде. Я встретил Кастанеду в каком-то раннем восьмидесятом, это была слепая машинопись. По рукам ходило несколько переводов, это был тот, в котором были "алиены" и знатоки английского поясняли, что это "чужие", "другие". Переводы были любительские, разного мастерства. Потом появились изданные книги - Икстлан, Отделенная реальность...Люди фанатели, практиковали, отрицали и восхищались.Дэвид вспоминал, как он с женой и Карлос с Анной-Мари в 1981 году ходили на фильм «Пишоте», снятый другом Карлоса, Гектором Бабенко. Эта душераздирающая история о нищих бразильских подростках, рассказанная на португальском (Карлос бегло говорил на нем), заставила его плакать; она так напоминала его прошлое. Другими любимыми его фильмами были «Бегущий по лезвию бритвы», «Босоногая богиня», «Седьмая печать» и «Тора! Тора! Тора!»Дэвид рассказывал, что в тот вечер Карлос развеял тяжелое впечатление после сеанса веселыми пародиями на фильмы про войну «класса D», которые нравились им с Анной. Они шутя подтрунивали друг над другом: «Полоумный шелудивый пес», «Подлый сукин сын!», «Злобная утроба!» Оба хихикали и осыпали друг друга смешными ругательствами, так что вечер удалось спасти.Эйми Уоллес После прочтения первой попавшейся мне книги Кастанеды стало понятно, что это - выдумка. Не оккультная практика, не этнографически точное описание, не "путь духа" и т.п. - выдумка, фантазия.Фантазия потрясающая. Человек написал гениальную книгу - как? Вот это вот, во что поверили миллионы, придумали практики, выполняли, умирали, сходили с ума - это всё он придумал. Как это возможно? Он гений?В этом и вопрос. Можно верить, что он был оккультным гением - это так же смешно, что он был гениальным антропологом. Я не буду об этом говорить - это скучная тема. Он никакой антрополог и такой же открыватель оккультных практик. Да, я знаю, что у многих получается.И вот я понимаю, что наиболее точным будет слово "фантазёр". Все же манера письма у него тяжеловата (и это играет очень точную, правильную роль во впечатлении, производимом его книгами: верится, что это безыскусный отчет туповатого ученого). Поэтому не совсем точно будет сказать, что он гениален как писатель. Он гениальный фантазер, таким можно стать только с определённым типом личности. А что же он поймал? Я так и сяк прикидывал, куда же его занесло. Попутно понял, что у него в книге ключ к успеху - совершенно гениальный главный герой. Главгерой у Кастанеды - конечно, Карлос. Это его находка и успех. Как Толкин взлетел не тогда, когда придумал Сильмари
Другой смысл - это когда в силу особенностей вкуса автора называют автором одной книги, хотя у него масса прекрасных вещей, просто критику все они не нравятся, а нравится только одна. Скажем, Аксенов назвал Набокова автором одной книги (Лолиты) или говорят как об авторе одной книги об Уйальде (Портрет Дориана Грея). Это просто нечестный прием, суждение вкуса - ясно, что Набоков прекрасный писатель, как и Уайльд, и то, что некому человеку всё у него не нравится, кроме одного исключения - это вопрос к этому человеку, а не к писателю.
Но есть и другие примеры. Андерсен и сказки для детей. Гашек и Солдат Швейк. Милн и Винни Пух. Мэри Шелли и Франкенштейн. Стокер и граф Дракула.
Я встречал еще много примеров - забыл. Помню, был француз (да? или испанец... забыл), читал его переведенный роман о сельской жизни, очень легкий, воздушный, смешной - весь в пузыриках легкого юмора, ненавязчивый и талантливый. Потом выяснилось, что автор был писателем долго, написал более ста книг - все никуда не годятся, кроме этой. Эта прогремела, стала знаменитой, переведан на многие языки... И таких случаев довольно много.
Автор одной книги - понятие, которое лучше применять именно к таким случаям. Писатель пишет очень много, в разных жанрах, трудолюбив, плодовит, старается как может, льёт пот - у него уйма продукции, а книга - одна.
Как такое может быть?
Если он смог вот это - как же получилось, что остальное не получилось?
Я не видел объяснений. Литературоведы не говорят обычно ничего, или на разные лады - "случайность". Говорят о разных случайностях - биографических, исторических, общественной моды и зрительских пристрастий. Но это не объяснение - случайно можно плюнуть и попасть в мишень, случайность может быть объяснением одного попадания, а книга - это не "одно", это длительная работа, весьма многообразная. Герои и язык, начало и финал, сюжет и стиль, - там масса моментов, это не одиночное действие, которое можно объяснить случайностью.
Думал я об этом, читая книгу Эйми Уоллес Ученица мага - о Карлосе Кастанеде. Я встретил Кастанеду в каком-то раннем восьмидесятом, это была слепая машинопись. По рукам ходило несколько переводов, это был тот, в котором были "алиены" и знатоки английского поясняли, что это "чужие", "другие". Переводы были любительские, разного мастерства. Потом появились изданные книги - Икстлан, Отделенная реальность...
Люди фанатели, практиковали, отрицали и восхищались.
Дэвид вспоминал, как он с женой и Карлос с Анной-Мари в 1981 году ходили на фильм «Пишоте», снятый другом Карлоса, Гектором Бабенко. Эта душераздирающая история о нищих бразильских подростках, рассказанная на португальском (Карлос бегло говорил на нем), заставила его плакать; она так напоминала его прошлое. Другими любимыми его фильмами были «Бегущий по лезвию бритвы», «Босоногая богиня», «Седьмая печать» и «Тора! Тора! Тора!»
Дэвид рассказывал, что в тот вечер Карлос развеял тяжелое впечатление после сеанса веселыми пародиями на фильмы про войну «класса D», которые нравились им с Анной. Они шутя подтрунивали друг над другом: «Полоумный шелудивый пес», «Подлый сукин сын!», «Злобная утроба!» Оба хихикали и осыпали друг друга смешными ругательствами, так что вечер удалось спасти.
Эйми Уоллес
После прочтения первой попавшейся мне книги Кастанеды стало понятно, что это - выдумка. Не оккультная практика, не этнографически точное описание, не "путь духа" и т.п. - выдумка, фантазия.
Фантазия потрясающая. Человек написал гениальную книгу - как? Вот это вот, во что поверили миллионы, придумали практики, выполняли, умирали, сходили с ума - это всё он придумал. Как это возможно? Он гений?
В этом и вопрос. Можно верить, что он был оккультным гением - это так же смешно, что он был гениальным антропологом. Я не буду об этом говорить - это скучная тема. Он никакой антрополог и такой же открыватель оккультных практик. Да, я знаю, что у многих получается.
И вот я понимаю, что наиболее точным будет слово "фантазёр". Все же манера письма у него тяжеловата (и это играет очень точную, правильную роль во впечатлении, производимом его книгами: верится, что это безыскусный отчет туповатого ученого). Поэтому не совсем точно будет сказать, что он гениален как писатель. Он гениальный фантазер, таким можно стать только с определённым типом личности.
А что же он поймал? Я так и сяк прикидывал, куда же его занесло. Попутно понял, что у него в книге ключ к успеху - совершенно гениальный главный герой. Главгерой у Кастанеды - конечно, Карлос. Это его находка и успех. Как Толкин взлетел не тогда, когда придумал Сильмариллион, эльфов, дракона и гномов, Средиземье и героические сказания - а когда придумал Бильбо, так и Кастанеда. Для героики нужен гениальный фон - Толкин придумал Хоббитанию, хоббитов, Фродо, Бильбо, Мерри, Пина - и выиграл. Он создал мир - обратите внимание, как и Кастанеда. Тот тоже придумал Хуана, Хенаро и всё-всё-всё, это прекрасные образы, яркие и запоминающиеся - но выиграл он, создав Карлоса (да, конечно, это он сам, это-то понятно).
То есть основной прием прояснился. Несчастная его жизнь, которую он сызмальства выдумывал и которую сфантазировал, рассказывая небылицы всем знакомым (лгал он примерно всегда), стала фоном, через который великими тенями проходили эти посвященные - Хуан и т.п. Сыграло время и мода - ну да, наркотики, эзотерика, это все было в тренде, он попал в мишень (и он лично нарисовал мишень вокруг того места, куда попал). Но время идет - а первые книги остаются гениальными.
Что же он нашел? Я бы сказал, что великой его удачей было нахождение точной имагинации, этого подвижного образа Сонорской пустыни - черно-красной, покрытой чапаралем, пустыни одиночества. Он это увидел, смог прочувствовать и передать - и это сплелось с фоном, с личностью "маленького Карлоса". В этом удача его фантазии.

Почему это хорошо в-четырнадцатых и отчего я называю это точной имагинацией? Подавляющее большинство читателей Кастанеды чапараля не видели. Но его описания как раз настолько точны и в то же время бледны, призрачны, чтобы воображение каждого читателя подключалось и создавало свой чапараль - конечно, именно тот, подходящий данному читателю. Там нет гениального описания каждой веточки и кустика - напротив, там идут общие слова, за которыми каждый видит собственный чапараль. Таким образом возникает общий образ - свой для каждого читателя и в то же время общий, общезначимый, о свойствах которого можно спорить и соглашаться.
Точно по тому же принципу создан образ Карлоса - бледный, невзрачный, на фоне которого каждый рисует более яркий и подходящий образ - себя. Ясно, что одиночество - это проблема времени, и востребован образ одиночества - печального, но очаровательного, образ близкий и успокаивающий. И вот возникает этот образ одинокого бесконечного говорения-обучения, сквозь который просвечиает безумная надежда - стать единственным, неповторимым, потрясающим, прорвавшисмся за грань.
А так... да. Солгать целую оккультную традицию - это надо уметь.
И тогда становится понятнее, как можно быть автором одной книги. У Кастанеды не было выдающегося писательского дара. Все эти премудрости - сюжет, диалоги и пр. - то получались, то нет - как у любого среднеталантливого автора. Но у него был герой, на фоне котрого можно было играть именно эту пиесу, Карлос, который прекрасно подходил под Хуана, у него был фантастический задник с чапаралем, и на этом фоне можно было разыгрывать именно эти действия, они вместе создавали очень сильное впечатление.
Этого не хватит на другую книгу. Стоит сменить героя, место действия, фон, - и всё рухнет. Он не мог написать ничего другого - всё другое было бы полной лажей. Его личная фантазия, маленький неудачник Карлос, который сидит в пустыне и становится великим - не сыграла бы ни в какой другой обстановке.
Наверное, если разобраться с другими авторами одной книги, получится что-то похожее (интересно было бы проверить на Андерсене - тот писал уйму и во всех жанрах; можно понять, чем играют сказки - и чего нет у него нигде более, все его романы о путешествиях и драмы скучны - потому что там нет... чего? и что есть во всех почти сказках?). Это, конечно, никакая не случайность. Это именно умение гениально сложить произведение - потому что оказались совместимыми личная фантазия, общезначимая имагинация, подбор героев и придуманный сюжет. Они вместе составляют гениальное произведение - но автор не умеет больше ничего. Он не может придумать другого героя и не может иметь "следующую" гениальную фантазию - для этого ему надо еще раз родиться.
Авторы одной книги - в указанном в начале смысле, и только в нем - это тот ключик, с которым можно подобраться к пониманию личности человека и его судьбы. Бездарности равнобездарные не представляют интереса; гении пишут чуть не каждую строку так, что, вчитавшись - хоть умри... Но как, как? И вот авторы одной книги дарят нам эту точку наблюдения, эту возможность: единственный ракурс, с которого открывается вид на личность человека.
Говоря коротко: автор одной книги - это не случайность. Это автор, который мог создать только одно гениальное произведение, такой вот гений места.
Вы же не удивляетесь, что вот - прекрасный пейзаж, а пройди полкилометра - нет, ничего выразительного. Ну вот. Кастане... Андерсен. С этого холма открывается прекрасный вид...
Трижды в сутки - в одиннадцать, в семь пополудни и в три
на рассвете - я утвари сей говорю «говори»,
и несётся циклон в Вавилон, ураган в Мичиган.
Жрец дельфийский в сравненье со мной - мальчуган.
Если то, что в твоём называется «спать» словаре,
посещает одних еженощно, других - по поре,
то (не всех же к одним и другим причислять, господа!)
я из третьих. Из тех, что не спят никогда.
Не вибрируй, дыши через раз, в остальном я вполне
зауряден. И что у других при себе, то при мне:
сердце справа, зелёная кровь, голова на винтах...
И довольно. Давай рассуждать о цветах.
Я люблю гиацинты. А ты?